Поведение животных и человека: сходство и различия. Пущино, 1989. С. 89-106

Институт истории филологии и философии СО АН СССР, Новосибирск

1. Понятие стереотипа

Понятие «стереотип» (буквально «твердый отпечаток») широко используется в науках о поведении живых систем. Однако феномены, обозначаемые этим словом в этологии, психологии и социогуманитарных науках, оказываются сходными в основном лишь по внешней форме.

Стереотипы в этологии отождествляются с фиксированными моторными паттернами (фиксированными комплексами актов, фиксированными последовательностями действий) – выразительными унифицированными видоспецифичными движениями, которые в значительной степени наследственно обусловлены .

Стереотип в психологии (психофизиологии, бихевиоризме) – но прежде всего динамический стереотип: фиксированный порядок осуществления условнорефлекторных действий, который формируется у индивида под влиянием факторов среды. Динамический стереотип не детерминирован генетически, а вырабатывается в результате деятельности коры головного мозга животных и человека. В целом, в психологии стереотип рассматривается как результат адаптивного поведения индивида.

В социогуманитарных науках понятие стереотипа не является основным, а входит в более широкое семантическое поле культурологических понятий «ритуал», «ритуализация», «традиция» и обусловлен ими. Представление о стереотипах как социально обусловленных формах ритуального поведения субъекта, носителя данной культуры, задается предметом исследования.

Таким образом, одним термином обозначаются по крайней мере три понятия и исследуются три различных по природе феномена, обладающих общностью лишь по двум признакам (субъект и форма поведения). Но проблема заключается не столько в различении описываемых форм поведения, сколько в выяснении соотношения между ними. Поэтому вопрос о природе – генетической или культурной – стереотипного поведения носит частный характер. Сопоставление же генетических (шире – наследственных) и культурных (социальных) детерминант стереотипного поведения животных и человека имеет принципиальное значение.

Мне представляется необходимым предварить анализ этой проблемы двумя соображениями методологического характера.

2. Атомарные и реляционные признаки

Первое соображение относится к проблеме уровней описания явлений и соотношений между уровнями; эта проблема подробно исследуется в работе В.Н. .Карловича . Приведу два простых и внешне аналогичных примера, первый из которых относится к человеку, второй – к животным.

Рассмотрим какую-либо социальную организацию (например, научное учреждение). Членов этой организации можно описывать по самым разным признакам, например, по росту, коэффициенту умственного развития, должности и т.п. Рост каждого сотрудника учреждения никак не зависит от роста любого другого сотрудника: это признак индивидуальный и независимый (атомарный) в том смысле, что он не имеет значения для характеристики структуры самого учреждения и отношений между его членами.

Однако, как только мы начинаем сравнивать членов данного социального объединения по должности (или зарплате), мы характеризуем уже не совокупность индивидов, но структуру самой организации. Должность – не признак индивида, а признак объекта более высокого уровня общности; именно поэтому это не независимый, а реляционный (относительный) признак, обусловленный социальной структурой. Если какого-то индивида мы характеризуем как «м.н.с.», то тем самым мы автоматически характеризуем и социальный институт, в который включен данный индивид. Вообще говоря, здесь мы прежде всего описываем организацию, и лишь во вторую очередь – индивида. Очевидно, что недопустимо придавать этому признаку значение индивидуальной характеристики. Однако на практике сплошь и рядом происходит именно такая подмена структурных и индивидуальных характеристик друг другом. Пример: известные социал-дарвинистские представления о том, что богатые и бедные (реляционный признак) – это люди с разными индивидуальными качествами (ростом, интеллектом) и именно эти качества (атомарные признаки) предопределяют дифференциацию общества на богатых и бедных, от этого зависит распределение дохода.

В аналогичной ситуации находится, например, этолог, изучающий сообщество животных. Тестируя особей на арене «открытого поля», он определяет их индивидуальные характеристики поведения (исследовательскую и двигательную активность, эмоциональность и др.), которые независимы у разных индивидов. Однако, определяя иерархический статус животного (доминант, субординант), он и этому признаку склонен придавать значение индивидуальной характеристики: особь по своей природе является доминантом и, вступая во взаимодействия с другими особями в группе, проявляет свои природные качества. На самом деле, иерархический статус особи есть прежде всего характеристика сообщества, и лишь вторично может характеризовать индивида (на уровне корреляции статуса с морфофизиологическими параметрами, например, массой тела или концентрацией тестостерона, с прежним опытом взаимодействий индивида в сообществе, наконец, с экологическими параметрами). Во всех случаях следует различать внутренние, структурные детерминанты проявления признака и корреляты, отражающие лишь статистическую связь.

Таким образом, исследуя поведение сложных систем, приходится постоянно различать признаки двух родов: атомарные, или индивидуальные, т.е. присущие элементам системы, но не относящиеся к характеристикам самой системы и в этом отношении независимые, и признаки реляционные (относительные), которые характеризуют саму систему, являются ее атрибутами, хотя субстратами, носителями этих признаков, могут быть лишь элементы системы. Поэтому возникает острый соблазн придать этим признакам статус индивидуальных характеристик самих элементов системы; на самом же деле для элементов они являются лишь реляционными характеристиками. Атомарные и реляционные признаки допустимо сопоставлять и искать корреляции между ними, но выводить один из другого, рядополагать их нельзя.

Мы попадаем в методологически аналогичную ситуацию, когда обсуждаем проблему соотношения стереотипов поведения, имеющих наследственную или культурную природу. Генетическая детерминация эпигенетической системы – поведения предполагает независимость проявления стереотипа. Культурная обусловленность стереотипного поведения, напротив, делает эти признаки относительными, обусловленными той структурой отношений, в которой они становятся релевантными (превращаясь в ритуал). Независимо от того, является ли данный поведенческий акт целиком генетически детерминированным или сугубо условнорефлекторной формой, на уровне индивидуального поведения это атомарный признак. И, наоборот, если стереотип приобретает социальный смысл, он становится структурным признаком, социально обусловленной формой. (В этом смысле, кстати, понятие стереотипа и не является самостоятельным, предполагает существование более общих понятий, прежде всего понятия «ритуала»).

Конечно, подобное деление признаков на индивидуальные (атомарные) и структурные (реляционные) не абсолютно и зависит от контекста, от заданного уровня исследования. Это разграничение гносеологического, а не онтологического характера.

Каждый этнос имеет свою собственную внутреннюю структуру и свой неповторимый стереотип поведения. Иногда структура и стереотип поведения этноса меняются от поколения к поколению. Это указывает на то, что этнос развивается, а этногенез не затухает. Иногда структура этноса стабильна, потому что новое поколение воспроизводит жизненный цикл предшествовавшего. Такие этносы можно назвать персистентами, т. е. пережившими себя, но об этой стороне дела речь пойдет ниже, а пока уточним смысл понятия «структура» применительно к стереотипу поведения вне зависимости от степени ее устойчивости и характера изменчивости.

Структура этнического стереотипа поведения - это строго определенная норма отношений: а) между коллективом и индивидом; b) индивидов между собой; с) внутриэтнических групп между собой; d) между этносом и внутриэтническими группами. Эти нормы, в каждом случае своеобразные, изменяясь то быстро, то очень медленно, негласно существуют во всех областях жизни и быта, воспринимаясь в каждом этносе и в каждую отдельную эпоху как единственно возможный способ общежития, поэтому для членов этноса они отнюдь не тягостны. Соприкасаясь же с другой нормой поведения в другом этносе, каждый член данного этноса удивляется, теряется и пытается рассказать своим соплеменникам о чудачестве другого народа. Собственно говоря, такие рассказы и составляют этнографию, науку столь же древнюю, как и межэтнические связи. Разница между ее первичным состоянием и научным обобщением лишь в широте охвата и систематизации сведений, да еще в том, что этнографа не шокируют обычаи и обряды иного этноса.

Поясним на примерах. Древний афинянин, побывав в Ольвии, с негодованием рассказывал, что скифы не имеют домов, а во время своих праздников напиваются до бесчувствия. Скифы же, наблюдая вакханалии греков, чувствовали такое омерзение, что, однажды увидев своего царя, гостившего в Ольвии, в венке и с тирсом в руках в составе процессии ликующих эллинов, убили его. Иудеи ненавидели римлян за то, что те ели свинину, а римляне считали противоестественным обычай обрезания. Рыцари, захватившие Палестину, возмущались арабским обычаем многоженства, а арабы считали бесстыдством незакрытые лица французских дам, и т. д. Примерам несть числа.

Этнографическая наука подобную непосредственность преодолела и внесла в наблюдения принцип системы - как действующей нормы взаимоотношений индивидов. Эта норма определяет взаимоотношения как индивидов между собой, так и их с коллективом в целом. Для примера возьмем простейший случай брачно-сексуальных отношений. Грубо говоря, формы таких отношений очень разнообразны: от моногамной семьи до полной свободы половых отношений. Например, у одних народов для девушки при бракосочетании обязательна наивность, а у других - предварительное обучение приемам любви. Иногда развод легок, иногда затруднен, иногда - невозможен вообще. У одних народов сожительство жен с посторонними мужчинами карается как супружеская неверность, у других - поощряется (например, уйгуры в оазисе Хами, как мы уже упоминали, так привыкли уступать своих жен проезжим купцам, что, даже разбогатев под покровительством Чингисидов, не хотели отказаться от обычая, казавшегося их соседям постыдным).

Точно так же мы можем проанализировать вариации восприятия чувства долга. В феодальной Англии или Франции вассал был обязан служить сюзерену только в случае получения бенефиция («зарплаты»): лишаясь такового, он имел право перейти к другому сюзерену (например, к испанскому королю). Изменой считался только переход к иноверцам, например мусульманам, но это практиковалось настолько часто, что возник специальный термин - ренегат. Наоборот, в Риме или Греции несение общественных обязанностей не сопровождалось оплатой, а было долгом гражданина полиса. Впрочем, эти граждане так наживались на общественной работе, что вознаграждали себя сверх меры.

Сила этнического стереотипа поведения огромна потому, что члены этноса воспринимают его как единственно достойный, а все прочие - как «дикость». Именно поэтому европейские колонизаторы называли индейцев, африканцев, монголов и даже русских дикарями, хотя те с таким же правом могли сказать это об англичанах. Китайское же высокомерие было еще более безапелляционным. Вот, например, что указывалось в географической справке Минской эпохи о Франции: «Лежит в юго-западном море… В 1518 г. король отправил посланника с земскими произведениями и просил признать его королем».

Изменчивость стереотипов поведения

Стереотип поведения этноса столь же динамичен, как и сам этнос. Обряды, обычаи и нормы взаимоотношений меняются то медленно и постепенно, то очень быстро. Взглянем, например, на Англию. Разве можно узнать потомка свирепого сакса, убивавшего кельтских ребятишек, в веселом браконьере Робин Гуде или стрелке из «Белого отряда», а его прямого потомка - в матросе-корсаре Фрэнсиса Дрейка или в «железнобоком» солдате Кромвеля? А их наследник - клерк лондонского Сити, то аккуратный и чопорный в викторианскую эпоху, то длинноволосый декадент и наркоман XX века? А ведь Англия всегда была страной консервативной. Что же говорить о других этносах, на облик которых влияет не только внутреннее развитие, но и посторонние воздействия - культурные заимствования, завоевания, влекущие за собой принудительные изменения обычаев, и, наконец, экономические нажимы, меняющие род занятий и насильственно регулирующие потребности этноса?

Говоря о стереотипе поведения этноса, мы обязаны всегда указать эпоху, о которой идет речь. И не следует думать, что так называемые «дикие» или «примитивные» племена более «консервативны», нежели цивилизованные нации. Это мнение возникло исключительно вследствие малой изученности индейцев, африканцев и сибирских народов. Достаточно было организовать в Канаде продажу водки, а на Таити - консервов, и сразу же менялся стереотип поведения дакотов и полинезийцев, причем редко к лучшему. Однако во всех случаях изменения шли своим путем, на базе уже сложившихся навыков и представлений. В этом - неповторимость любого этногенетического процесса, а также причина того, что процессы этногенеза никогда не копируют друг друга. Правда, закономерность есть и тут, надо только уметь ее найти.

Примеров можно привести любое количество, в том числе и в отношении стандартов поведения, касающихся юридических, экономических, социальных, бытовых, религиозных и прочих взаимоотношений, сколь бы сложны они ни были, что и является основным принципом поддержания внутриэтнической структуры. В аспекте гуманитарных наук описанное явление известно как традиция и модификация социальных взаимоотношений, а в плане наук естественных оно, столь же закономерно, трактуется как стереотип поведения, варьирующий в локальных зонах и видовых популяциях. Второй аспект хотя и непривычен, но, как мы увидим позже, плодотворен.

Итак, этнос - коллектив особей, выделяющий себя из всех прочих коллективов. Этнос более или менее устойчив, хотя возникает и исчезает в историческом времени. Нет ни одного реального признака для определения этноса, применимого ко всем известным нам случаям. Язык, происхождение, обычаи, материальная культура, идеология иногда являются определяющими моментами, а иногда - нет. Вынести за скобки мы можем только одно - признание каждой особью: «Мы такие-то, а все прочие другие». Поскольку это явление универсально, можно предположить, что оно отражает некую физическую или биологическую реальность, которая и является для нас искомой величиной. Интерпретировать эту «величину» можно только путем анализа возникновения и исчезновения этносов и установления принципиальных различий этносов между собою. Чтобы выявить их различия, необходимо последовательное описание стереотипа поведения тех или иных этносов. Однако надо помнить, что поведение этноса меняется в зависимости от его возраста, который удобно отсчитывать от момента выхода этноса на историческую арену. Поэтому необходимо ввести в анализ способ фиксации этнодинамики, дабы перейти к определению понятия «этнос» во втором приближении. Таковым будет психологический момент, с одной стороны, свойственный всем людям без исключения, а с другой - достаточно вариабельный, чтобы служить индикатором этнической динамики: отношение этноса как целостности к категории времени.

Этнос и четыре ощущения времени

Что такое «время» - не знает никто. Однако измерять его люди научились. Даже самые примитивные народы, не имеющие потребности в линейном отсчете времени от какой-либо условной даты («Основания Рима», «Сотворения мира», «Рождества Христова», «Хиджры» - бегства Мухаммеда из Мекки в Медину и т. п.), различают день и ночь, времена года, «живую хронологию» по датам собственной жизни и, наконец, цикличности - неделю, месяц, двенадцать лет, где каждый год носит имя зверя (тюркско-монгольский календарь). По данным сравнительной этнографии, линейный отсчет времени появляется тогда, когда этнос начинает ощущать свою историю не как исключительное явление, а в связи с историей сопредельных стран. А по мере накопления знаний возникает квантование времени в сознании людей, т. е. деление его на эпохи, весьма неравные по продолжительности, но эквивалентные по наполнению событиями. Здесь категория «времени» соприкасается с категорией «силы» - причины, вызывающей ускорение, в частном случае - исторического процесса.

Такое разнообразие систем отсчета показывает, что оно отвечает серьезным переменам этнопсихологии, что, в свою очередь, определяется сменой возрастов этноса. Для наших целей важна не та или иная система отсчета, а различие в понятиях прошедшего, настоящего и будущего.

Когда этническая общность вступает в первый творческий период своего становления, ведущая часть ее населения, толкающая всю систему по пути этнического развития, накапливает материальные и идейные ценности. Это накопление в области этики становится «императивом» и в отношении времени трансформируется в ощущение, которое можно назвать «пассеизм». Смысл его в том, что каждый активный строитель этнической целостности чувствует себя продолжателем линии предков, к которой он что-то прибавляет: еще одна победа, еще одно здание, еще одна рукопись, еще один выкованный меч. Это «еще» говорит о том, что прошлое не ушло, оно в человеке, и поэтому к нему стоит прибавлять нечто новое, ибо тем самым прошлое, накапливаясь, продвигается вперед, Каждая прожитая минута воспринимается как приращение к существующему прошлому (Passe existense).

Результатом такого восприятия времени являются подвиги героев, добровольно отдававших жизнь за отечество: спартанского василевса Леонида в Фермопилах, консула Аттилия Регула в Карфагене, Роланда в Ронсевальском ущелье, причем это равно касается исторического бретонского маркграфа и литературного героя «Песни о Роланде». Такими же были богатыри-монахи Пересвет и Ослябя, послушники Сергия Радонежского, погибшие на Куликовом поле, и кераитский богатырь Хадах-Баатур, отвлекший на себя воинов Чингиса, чтобы дать скрыться «своему природному хану». Европейцы этого склада воздвигли готические соборы, не увековечив своих имен, индусы вырезали дивные статуи в пещерных храмах, египтяне построили усыпальницы, полинезийцы открыли для своих соотечественников Америку и привезли на острова кумару (сладкий картофель). Для них характерно отсутствие личной заинтересованности. Они как будто любили свое дело больше себя. Но это не альтруизм: предмет их любви был в них самих, хотя и не только в них. Они чувствовали себя наследниками не только великих традиций, а частицами оных и, отдавая ради этих традиций милую жизнь, быстро, как воины, или медленно, как зодчие, они поступали согласно своему нервно-психофизическому складу, определявшему вектор и характер их деятельности. Люди этого склада встречаются во все эпохи, но в начальных стадиях этногенеза их несколько больше. Как только процентное содержание их уменьшается, наступает время, которое мы привыкли называть «расцветом», но правильнее было бы сказать «разбазаривание».

На место пассеизма приходит актуализм. Люди этого склада забывают прошлое и не хотят знать будущего. Они хотят жить сейчас и для себя. Они мужественны, энергичны, талантливы, но то, что они делают, они делают ради себя. Они тоже совершают подвиги, но ради собственной алчности, ищут высокого положения, чтобы насладиться своей властью, ибо для них реально только настоящее, под которым неизбежно понимается свое, личное. Таковы в Риме - Гай Марий и Люций Корнелий Сулла, в Афинах - Алкивиад, во Франции - принц «Великий Конде», Людовик XIV и Наполеон, в России - Иван Грозный, в Китае - Суйский император Ян Ди (605–618). А писателей, художников, профессоров и т. п., совершавших подчас нечто грандиозное только для того, чтобы прославить свое имя, невозможно даже перечислить! Таковы и веселые кутилы, бонвиваны, прожигатели жизни, они тоже живут сегодняшним днем, хотя бы продолжительностью в целую, но свою жизнь. Когда процент людей этого склада в составе этноса увеличивается, то наследство, скопленное их жертвенными предками, быстро растрачивается, и это производит обманчивое впечатление изобилия, почему и считается «расцветом».

У читателей может сложиться мнение, что автор осуждает людей этого склада. Нет! Их восприятие времени - такое же явление, как и то, которое было описано выше, и зависит не от их желания, а от особенностей высшей нервной деятельности. Они не могли бы быть иными, если бы даже этого хотели. Знаменитые сентенции «Хоть день, да мой» и «После нас - хоть потоп» - не цинизм, а искренность, и наличие в этносе людей этого склада ведет не к его исчезновению, а только к остановке роста, что иногда бывает даже целесообразно, так как, не принося в жертву себя, эти люди не ставят целью принесение в жертву своих соседей, а стремление к беспредельному расширению этнического ареала заменяется установлением естественных границ.

Третий возможный и реально существующий вариант относится ко времени и миру - это игнорирование не только прошлого, но и настоящего ради будущего. Прошлое отвергается как исчезнувшее, настоящее - как неприемлемое, реальной признается только мечта. Наиболее яркими примерами этого мировосприятия являются идеализм Платона в Элладе, иудейский хилиазм в Римской империи, сектантские движения манихейского (альбигойство) и маркионитского (богумильство) толка. Не избежал футуристического (так его правильнее всего назвать) воздействия и Арабский халифат, где начиная с IX в. бедуины Бахрейна приняли идеологическую систему карматства и распространились по Сирии, Египту и Ирану. В Египте карматы установили свою династию - Фатимидов, в Иране овладели горными крепостями: Аламутом, Гирдекухом и Люмбасаром, откуда диктовали мусульманским султанам и эмирам свою волю. Персы называли их исмаилитами, крестоносцы - асасинами.

Идеология карматов была откровенно идеалистической, но не религиозной. По их учению, мир состоял из двух половин, зеркально отражающих друг друга. В посюстороннем мире им, карматам, было плохо: их угнетали, обижали, грабили. В антимире все должно быть наоборот: они, карматы, будут угнетать, обижать, грабить мусульман и христиан. Перебраться же в антимир можно только с помощью «живого бога» и назначенных им старцев-учителей, которым надо безусловно подчиняться и платить деньги. Ничего религиозного в этой системе нет. Представление о деятельности карматов как о борьбе угнетенных с феодалами отражает только одну, и не самую важную, сторону дела. Фатимиды в Каире и Хасан Саббах в Аламуте были точно такими же угнетателями крестьян, как и их противники, хотя иногда использовали социальные противоречия в интересах своей политики. Да и может ли банда или секта выражать интересы широких масс?

Однако в Древнем Китае футуристическое восприятие времени, проявившееся в III в., привело народ к крестьянскому восстанию «желтых повязок». Наряду с действительными классовыми противоречиями во время правления династии Младшей Хань (25-220) даосские ученые оказались вытесненными со всех постов государственной службы конфуцианцами и принуждены были добывать себе пропитание лечением болезней и предсказанием погоды. Это нищенское существование их не устраивало, и в их среде создалась теория, согласно которой «синее небо насилия» будет заменено «желтым небом справедливости». На самом деле небо стало багровым от отблесков пролитой крови: за период смут, последовавших за восстанием, население Китая сократилось с 50 млн. до 7.5 млн. Было бы легкомысленно обвинять во всех бедах только даосскую пропаганду, так как подавляющее большинство участников событий были чужды любым философским концепциям. В нашем аспекте важно лишь отметить наличие футуристического мировосприятия и активизацию его при одновременном упадке пассеистического, как бы вытесненного из жизни народа. И не случайно III век считается эпохой, разделяющей древний и средневековый Китай. Новое накопление ценностей, как идеологических, так и материальных, началось в VI в. при династии Суй и оформилось в пассеистическое течение в VII в. при династии Тан. Н. И. Конрад назвал это явление китайским ренессансом, когда под лозунгом «возвращения к древнему» творилась новая оригинальная культура, противостоящая моральному распаду и грубости солдатских и кочевнических царств эпохи, называемой «Пять варваров».

Можно было бы сделать заключение, что футуристическое восприятие времени встречается столь редко, что оно является аномалией. Это неверно, оно закономерно, как и два остальных, но действует на этническое сообщество столь губительно, что любой этнос гибнет целиком, либо гибнут «мечтатели», либо «мечтатели» объявляют свою мечту осуществленной и становятся актуалистами, т. е. начинают жить как все. Футуристическое мировосприятие опасно для окружающих только в чистых формах и высоких «концентрациях». Когда оно смешано с другими мировосприятиями, оно способно даже вызывать симпатию. Например, Иоанн Лейденский сумел добиться в Мюнстере высокого накала страстей и неизбежно связанного с ним кровопролития, но современные баптисты - обыватели, и как таковые они в принятой нами классификации стоят ближе к обывателям - католикам, протестантам, атеистам, нежели к своим идейным и духовным предкам. Иными словами, исповедание идеи не отражает отношения ко времени и не связано с ним. Инвариантность футуристического восприятия времени заключается в том, что его торжество вызывает процесс этнической дезинтеграции. Поскольку такие процессы наблюдаются во все исследуемые нами периоды, то, очевидно, исчезновение этносов - не случайность, как, впрочем, и появление новых. И то и другое - составляющие одного и того же диалектического процесса - этногенеза, и если, будучи людьми, мы можем симпатизировать любому умонастроению или складу, то как ученые мы должны просто определить соотношение и векторы составляющих величин в общем направлении изучаемого движения.

Пассеизм, актуализм и футуризм отражают три стадии этнической динамики, но, кроме того, должна быть, и действительно существует, система оценки категории времени, соответствующая статическому состоянию этноса. Она заключается в игнорировании времени как такового. Время не интересует людей этого склада, потому что они не извлекают из отсчета времени никакой пользы для той деятельности, которая их кормит. Эти люди (выше мы назвали их обывателями) живут во всех стадиях, но при наличии иных категорий они мало заметны. Когда же с торжеством «футуризма» все их соперники исчезают, из щелей вылезают неистребимые посредственности, и историческое время останавливается, а земля лежит под паром.

Итак, мы сомкнули все линии нашего анализа и получили подтверждение гипотезы о четырехчленной конструкции этнического становления. Это не случайное совпадение и не произвольное построение, а отражение сути процесса этнического распада. Но если бы наш анализ исчерпывал тему, то не только этнологии, но и самих этносов давно бы уже не было, потому что все они за истекшее историческое время распались бы. Очевидно, наряду с разрушительными процессами внутриэтнической эволюции существуют созидательные, благодаря которым возникают новые этнические сообщества. Поэтому этническая история человечества не прекращается и, пока на Земле есть люди, не прекратится. Ибо этнос не арифметическая сумма человекоединиц, а «система» - понятие, которое следует раскрыть подробно.

Бичурин Н. Я. (Иакинф). Собрание сведений по исторической географии Восточной и Срединной Азии //Сост. Л. Н. Гумилев, М. Ф. Хван. Чебоксары, 1960. С. 638.

Таков был, например, ввоз опиума в Китай в XIX в. Причем сначала путем распространения наркотика по дешевым ценам был создан спрос на него. Аналогична продажа спиртных напитков индейцам Канады за меха.

Козин С. А. Сокровенное сказание. М.; Л., 1941. С. 140.

Конрад Н. И. Запад и Восток. М., 1966. С. 119–149, 152–281.

На реплику преподавателя, «у Вас девичья память» , иностранный студент вдруг реагирует очень неадекватно: закатывает истерику, взвывая на весь коридор — «Я НЕ ДЕВОЧКА!»

В его регионе, в той стране, где он вырос и воспитан, женщины — люди второго сорта и имеют более низкий статус, чем мужчины. И ставить его наравне с женщиной — нестерпимо и унизительно для его сознания — это понижает его ранг.

Стереотипы поведения Примеры

Призывник мусульманин, новобранец, который отказывается от мытья полов, так как ЭТО УНИЖАЕТ его ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ДОСТОИНСТВО. Строгая градация принципов разделения между мужской и женской работой как догма той культуры, которую он впитал, не ему вариативности выполнять «женские» виды работ.

Муж наотрез отказывается идти в магазин за продуктами, потому что ОН НЕ БАБА, чтобы ходить с сумками. С такими ситуациями сталкиваются практически все европейские женщины, у которых «восточные» мужья. Его ментальность позволяет лишь сопровождать жену в магазин.

Подвезти супругу на машине также не противоречит его взглядам, так как быть за рулем — вполне «мужское», видимо, занятие. Работник, который нанимаясь, ставит непременным условием, чтобы его направили туда, где начальник — не женщина. Это потому, что его этнические стереотипы не признают главенства женщины. В его понимании, женщина должна подчиняться.

Такое столкновение традиций неизбежно в современном мире. Что допустимо в одной культуре, не допустимо в другой, где гендерные роли различны. Для фундаментализма свойственна психологическая зависимость через призму усвоения своих ролей.

Невозможно сделать человека свободным от его догм против его воли. Закостенеть в этнических стереотипах и не отступать от них возможно только, если это выгодно и удобно для носителя догм. Но общество, в котором действуют иные этнические нормы поведения, не сделает проживание в своей среде комфортным для человека иной этнической культуры. И здесь всегда происходит затяжной процесс конфликтов и разрушения стереотипов.

Поведение фундаменталистов крайне уязвимо: любые бытовые мелочи превращаются у них в выяснение отношений, а всякие более-менее значимые поступки — в показуху. В обществе, где социальные роли мужчин и женщин примерно равны, такие казусы выглядят как дикость.

И там, где государство ставит жесткий контроль на межнациональные проблемы — предпосылок к хаосу не будет. Толерантность и общее равноправие ставится во главу угла демократии. Равноправие требует спрятать подальше дикую территориальную и национальную агрессию.

Разница менталитета не взорвет и не уничтожит Европу. Европа уже приобрела опыт сожительства различных субкультур и не позволит проявлять самоидентификацию за счет дискриминации другого субъекта.

>>>> Что такое стереотип поведения и мышления?

Что такое стереотип поведения и мышления?

Стереотип в психологии – это метафора, определяющая устоявшееся отношение человека к каким-либо сторонним событиям, четко связанное с собственными внутренними убеждениями. Фактически стереотип представляет схему поведения и мышления человека, выработанную годами в процессе его взаимоотношений с окружающим миром.

Поскольку человек существо социальное, то, как правило, стереотипы поведения в обществе людей ему прививаются с детских лет, но проживая жизнь в обществе людей различного склада характеров, типов личностей, человек склонен корректировать общепринятые нормы поведения и приспосабливать их под собственное понимание жизни, что и находит отражение в поступках и взглядах, выбивающихся из общепринятых рамок.

Стереотипы выстраивают логику поведения человека и позволяют в рамках психологии диагностировать поведение человека и корректировать его. Таким образом проходят процессы воспитания подрастающего поколения.

На стереотипах построены традиции и культура поведения человека в обществе. И именно стереотипы поведения делают предсказуемыми поступки других людей, что позволяет относительно этих поступков моделировать и свое поведение. Часто изменение стереотипа вызывает беспокойство у большинства людей, поскольку рассматривается ими как покушение на их устоявшееся мировосприятие.

Стереотип мышления удерживает человека в определенных психологических рамках. Если у человека еще не сформировалось собственное мнение на счет какого-либо события, то он всегда сможет дать оценку этому событию, опираясь на стереотип мышления, принятый в определенном обществе.

Можно всю жизнь прожить, мысля стереотипно, но можно набраться смелости и научиться анализировать информацию, чтобы уметь ее интерпретировать на собственный вкус. Уход от стереотипов мышления позволяет человеку иметь неординарное мнение, делать непривычные выводы и возможно даже сделать открытие.

Стереотип – регулярно повторяющийся поведенческий акт, в основе которого лежит минимизация расхода энергии при достижении определенной потребности. Другими словами, сильная модель, исполнявшаяся больше одного раза. Защиты, игры, манипулятивные модели и сопротивление являются, как правило, непродуктивными стереотипами.

Стереотип и диагностика стереотипов поведения

Стереотипными могут быть как мгновенные, импульсивные реакции (вспылил; согласился, не раздумывая), так и повторяющиеся проявления нерешительности, длительного обдумывания, трудности в принятии решения и др.

Положительное значение вообще стереотипов состоит в том, что, во-первых, явления имеют тенденцию повторяться, и готовая модель может легко сработать в новых условиях; вовторых, достигаемая в стереотипах автоматизация навыков позволяет сосредоточиться на более важных вопросах . Недостатки: из них трудно выйти на полпути <заведется – не остановишь>; их трудно осознать , т. к. они весьма отработаны и свернуты – и задача перед психикой при исполнении стереотипа состоит только в нахождении точки приложения. Точка же приложения или находится не там, или вообще стереотип не нужно никуда прикладывать.

Диагностика осуществляется для определения того, использует ли партнер в данный момент стереотип, готовую форму, т. е., он менее восприимчив, или же рекомбинирует, т. е., более восприимчив, и, соответственно, воздействовать на него скорее психологически, более простыми приемами, или же более тонкими, например, логикой или <якорями>, хотя жесткой зависимости в выборе приемов нет.

Можно учитывать следующие моменты:

– имеет ли поведение и речь прямые признаки защиты, игры или манипулирования, изложенные ранее;

– насколько это характерно для партнера, способствует ли его прогрессу или это <бег по кругу>;

– насколько препятствует или способствует реализации побуждения, стоит ли ломать стереотип или же лучше будет направить побуждение в одном с ним направлении.

Диагностика проводится <исторически> (онтогенетически: за период с рождения до настоящего момента) и ситуативно.

Исторический анализ заключается в выяснении следующих моментов:

– повторяющиеся в течении жизни ситуации, формы поведения, реакции, особенно в различных обстоятельствах. Их часто можно подогнать подогнать под известные партнеру сюжеты, особенно (если наблюдается соответствие фактов) те, которые прослеживаются в его речи;

– значимый другой – любой человек в чем-то копирует важных для него людей – родственников, персонажей культуры, даже однажды промелькнувшего в его жизни человека. Какую-то роль играет совпадение имен партнера и этих людей . Скопировав одни стороны, человек может скопировать и другие; все это с разным уровнем осознания;

– сюжеты житейских историй, рассказов (устных), фильмов, или линии поведения их героев, которые партнер предпочитает – они могут прослеживаться в его поведении если не в прямой, то в превращенной форме;

– любимые фразы, поговорки, а также прозвища, которыми партнера называли окружающие. Например, фраза <А Витек покрутился и утек> может запрограммировать на деятельное, но в чем-то легкомысленное поведение;

– психологические особенности, характеризующие обычные для партнера приемы и способы общения с другими людьми;

Это либо эмоции расчетной абстиненции> по поводу отмены стереотипом других моделей в конкретном случае из прошлого, либо защита, используемая в качестве самооправдания (при низком уровне анализа).

Ситуативный анализ. Косвенными признаками, указывающими на стереотип в конкретной ситуации общения, могут быть следующие:

– наличие у партнера Р и Д-состояний и трудности перехода в В-состо- яние (см. <Трансактный анализ>);

– повышен порог восприятия – чувствительность обратно пропорциональна силе исполняемой модели – партнер меньше реагирует на слабые воздействия (скрип стула, шарканье ног и т. п.);

– проявления эффекта, повышенная эмоциональность;

– неадекватная самооценка: несоответствие способностей и возможностей человека выдвигаемым им целям (деформации уровня притязаний); неадекватное распределение ответственности за результаты деятельности между собой и внешними обстоятельствами (деформации локуса контроля);

Привычность, отработанность, механичность действий , <как с листа читает>, быстро произносит фразы, кажется воодушевленным (обычно при пустых глазах); быстрота, импульсивность реакции (ответа);

– ослабление рефлексии: снижена или повышена критичность к себе, а также игнорирование мнений окружающих;

– сужение сознания.

В частности, может проявляться в таких интеллектуальных особенностях:

– выделение малого количества различий в воспринимаемой информации,

– низкий уровень обобщения,

– замедленность и поверхностность мышления,

– трудности в понимании относительно простых ситуаций, несоответствие запаса знаний возрасту и полученному образованию; – партнер следит именно за вашей реакцией, явно выражено ожидание (например, быстро поглядывает), а суть мнения его интересует меньше – чаще при играх, если другой не <ведется>;

– наличие закрытых, защитных жестов или подчеркнутых других выразительных движений, некоторой напряженности;

– речь: наличие повторяющихся слов или фраз (команд); категоричность выражений; алогичность речи; бедность и однообразие ассоциаций; <заучен- ность> текста; тусклость речи, <мертвый> голос; ругательства, оскорбления, преувеличения и т. п. Можно также учитывать: воплотимы ли слова в реальность (<Я никогда так не сделаю> – обычно это защита); совпадение реальной значимости предмета для партнера и того, что он об этом говорит;

– чувство юмора – над чем и как смеется, тонкость улавливаемых нюансов, способность к подшучиванию над собой – чем грубее и меньше, тем,

обычно, ближе к коммутатору;

– различные несоответствия: изменения в поведении не адекватны изменениям в ситуации; несоответствие слов и жестов, слов и его (партнера) прошлого, слов и реальности, противоречия в тексте, отступления от темы ит. п,