Ленин между февралем и октябрем. Да здравствует Великая Октябрьская Социалистическая революция! "Аврора"

99 лет назад, 6 ноября (24 октября) 1917 года, В.И. Ленин написал письмо членам Центрального Комитета РСДРП (б). В тот же день поздно вечером В.И. Ленин нелегально прибыл в Смольный и взял в свои руки непосредственное руководство вооруженным восстанием.

В. И. ЛЕНИН
ПИСЬМО ЧЛЕНАМ ЦК

Товарищи!

Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое.

Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно.

Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс.

Буржуазный натиск корниловцев, удаление Верховского показывает, что ждать нельзя.

Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д.

НЕЛЬЗЯ ЖДАТЬ!!! МОЖНО ПОТЕРЯТЬ ВСЁ!!!
Цена взятия власти тотчас: защита народа (не съезда, а народа, армии и крестьян в первую голову) от корниловского правительства, которое прогнало Верховского и составило второй корниловский заговор.

Кто должен взять власть?

Это сейчас неважно: пусть ее возьмет Военно-революционный комитет «или другое учреждение», которое заявит, что сдаст власть только истинным представителям интересов народа, интересов армии (предложение мира тотчас), интересов крестьян (землю взять должно тотчас, отменить частную собственность), интересов голодных.

Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом; решать дело сегодня непременно вечером или ночью.

История НЕ ПРОСТИТ ПРОМЕДЛЕНИЯ революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя потерять все.

Взяв власть сегодня, мы берем ее не против Советов, а для них.

Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия.

Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе, и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой; народ вправе, и обязан в критические моменты революции направлять своих представителей, даже своих лучших представителей, а не ждать их.

Это доказала история всех революций , и безмерным было бы преступление революционеров, если бы они упустили момент, зная, что от них зависит спасение революции, предложение мира, спасение Питера, спасение от голода, передача земли крестьянам.

Правительство колеблется. Надо добить его, во что бы то ни стало!

ПРОМЕДЛЕНИЕ В ВЫСТУПЛЕНИИ СМЕРТИ ПОДОБНО!

Товарищи!

Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно.

Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс.

Буржуазный натиск корниловцев, удаление Верховского показывает, что ждать нельзя. Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д.

Нельзя ждать!! Можно потерять все!!

Цена взятия власти тотчас: защита народа (не съезда, а народа, армии и крестьян в первую голову) от корниловского правительства, которое прогнало Верховского и составило второй корниловский заговор.

Кто должен взять власть?

Это сейчас неважно: пусть ее возьмет Военно-революционный комитет 132 «или другое учреждение», которое заявит, что сдаст власть только истинным представителям интересов народа, интересов армии (предложение мира тотчас), интересов крестьян (землю взять должно тотчас, отменить частную собственность), интересов голодных.

436 В. И. ЛЕНИН

Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом; решать дело сегодня непременно вечером или ночью.

История не простит промедления революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя потерять все.

Взяв власть сегодня, мы берем ее не против Советов, а для них.

Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия.

Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой; народ вправе и обязан в критические моменты революции направлять своих представителей, даже своих лучших представителей, а не ждать их.

Это доказала история всех революций, и безмерным было бы преступление революционеров, если бы они упустили момент, зная, что от них зависит спасение революции, предложение мира, спасение Питера, спасение от голода, передача земли крестьянам.

Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало!

Промедление в выступлении смерти подобно.

Впервые напечатано в 1924 г.

Печатается по машинописной копии

Драматические события ночи с 25 на 26 октября 1917 года овеяны огромным количеством мифов, о них снято множество художественных фильмов, написаны книги. Но и почти сто лет спустя дым от холостого выстрела "Авроры" не рассеялся...

Зимний. "Со всех сторон был окружен..."

Хмурое утро 25 октября 1917 года. Зимний дворец, фактически отрезанный от города, лишен связи с внешним миром, его обороняют триста казаков Пятигорского полка, полурота женского батальона и юнкера. Вокруг - хмельно веселящаяся петроградская толпа. Вооруженные красногвардейцы фланируют по ближним улицам пока вполне безобидно.

Все изменилось вмиг.

Из воспоминаний Александра Зиновьева - Главного управляющего северо-западного Отделения Красного Креста:

"Я, как всегда, утром отправился в свое Управление Красного Креста. Там, где мне приходилось проходить, все еще было спокойно и ничего особенного не было заметно. Но около 11 часов утра, на Литейной против окон нашего Управления, вдруг, как-то неожиданно появились вооруженные ружьями рабочие вперемешку с матросами. Началась перестрелка, - они стреляли по направлению к Невскому проспекту, но противника их не было видно... В амбулаторию, находившуюся тут же в здании нашего Управления, стали приносить раненых и убитых... Стрельба эта продолжалась часа два, и потом все затихло, стрелявшие рабочие и матросы куда-то исчезли... Но скоро стали получаться сведения, что восстание всюду было успешно, телефонная станция, водопровод, станции железных дорог и другие важные пункты города были уже в руках большевиков и весь Петербургский гарнизон к ним присоединился...

Совет рабочих и солдатских депутатов сидел тише воды и ниже травы, Министры Временного правительства заперлись в Зимнем дворце, где большинство их и жило. Дворец защищался только юнкерами, то есть учениками военных училищ, подготовлявших офицеров, и женским батальоном, недавно сформированным Керенским. Дворец со всех сторон был окружен большевиками, солдатами и матросами...

Когда вечером, часов около 6, я шел домой, в той части города, через которую мне надо было проходить, все было тихо и спокойно, улицы были пустые, движения никакого не было, даже пешеходов я не встретил... Дом, в котором мы жили, был совсем близко от Зимнего дворца, - минут пять ходьбы, не больше. Вечером, после обеда около Зимнего дворца началась оживленная стрельба, сначала только ружейная потом к ней присоединился треск пулеметов".

Госпиталь. "А также больные-"позвоночники"

Премьер-министр Временного правительства Александр Керенский срочно выехал в Гатчину, надеясь привести в столицу верные Временному правительству войска. Он отнюдь не бежал из Зимнего согласно послереволюционной легенде, закрепившейся потом в школьных учебниках. И впоследствии, узнав об этой "трактовке", сильно переживал:

"Передайте там у себя в Москве - у вас же есть серьезные люди: скажите им, пусть перестанут писать эту глупость обо мне, что я из Зимнего дворца убежал в женском платье!.. Я уехал на своей машине, ни от кого не скрываясь. Солдаты честь отдавали, в том числе и те, которые с красными бантами. Я вообще никогда не надевал женских туалетов - даже в детстве, в шутку...", - в беседе с журналистом Генрихом Боровиком (Опубликовать интервью, взятое в 1966 году в Париже, конечно, тогда не удалось, и рассказал этот сюжет Боровик "Российской газете" уже в 2009 году).

Не подлежали опубликованию в советское время и документы, проливающие свет на появление живописных деталей (Керенский, как гласила официальная версия, переоделся в платье сестры милосердия). Дело в том, что Зимний дворец с 1915 года перестал быть цитаделью российской монархии - здесь был открыт госпиталь. Как сообщал Правительственный вестник, "в императорском Зимнем дворце высочайше разрешено отвести под раненых парадные залы, выходящие на Неву, а именно: Николаевский зал с Военною галереею, Аван-Зал, Фельдмаршальский и Гербовый - всего на тысячу раненых". Торжественное открытие госпиталя состоялось 5 октября, в день тезоименитства престолонаследника - цесаревича Алексея Николаевича. Его именем по решению царской семьи и назвали госпиталь - во избавление наследника от гемофилии.

В палаты превратились восемь самых больших - и самых великолепных - парадных залов 2го этажа. Роскошные стены затянули холстом, наборные полы покрыли линолеумом.

"Больные были размещены соответственно ранениям. В Николаевском зале, вмещавшем 200 коек, лежали раненные в голову, в горло и грудную клетку. А также очень тяжелые больные - "позвоночники" ... В Гербовом зале находились больные с ранами в брюшной полости, бедре и тазобедренном суставе... В Александровском зале лежали больные, раненные в плечо и спину", - вспоминала сестра милосердия Нина Галанина.

На 1-м этаже разместили приемный покой, аптеку, кухню, ванные, врачебные кабинеты. Госпиталь был оборудован по последнему слову науки и техники - самая совершенная аппаратура, новейшие методы лечения.

Сотни бойцов, проливавших кровь за Россию на фронтах мировой войны, тоже были застигнуты революцией врасплох.

Смольный. "Ильич готов был нас расстрелять"

Тем временем в Смольном уже вторые сутки, с 24 октября, бурлил II Всероссийский Съезд Советов. Ленин, сидя на конспиративной квартире у Маргариты Фофановой, "бомбардировал" товарищей по партии записками о необходимости немедленного начала штурма. Дипломированный юрист, выпускник Петербургского университета, он не мог не осознавать, что подстрекает к совершению государственного переворота - ведь Временное правительство де-юре могло передать власть только Учредительному собранию. Но жажда власти была сильнее "предрассудков" закона.

Товарищи! Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое... Нельзя ждать!! Можно потерять все!!. Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало!"

Наконец, не вытерпев, Ленин направляется в Смольный. Луначарский вспоминал: "Ильич готов был нас расстрелять". Ленин поднялся на трибуну, перехватив эстафету на трибуне у Троцкого; тот уже "разогрел" делегатов. Меньшевики, эсеры, представители иных партий и даже умеренного крыла РСДРП(б) пытались настоять на мирном и, что не менее важно, - законном - разрешении кризиса. Тщетно...

В Смольном царила несколько истерическая эйфория, в полутемном и беззащитном Зимнем - нервозная растерянность.

Зимний. "Бессилие и малочисленность защитников..."

Член Чрезвычайной Следственной комиссии, расследовавшей дела бывших царских министров (была учреждена после Февральской революции по приказу Временного правительства), полковник Сергей Коренев, находившийся в ту ночь во дворце, вспоминал:

"Бессилие и малочисленность наших защитников - юнкеров, которым начальство не может даже удосужиться выдать необходимые боевые припасы, это очевидное отсутствие во всем деле обороны направляющей воли, эти сонные генералы и их надежды, что если не кривая, то Керенский выручит. А тут еще все та же проклятая "Аврора", хитро подмигивающая нам жерлами своих пушек, которые, хотя и не будут стрелять, - как уверяют нас в этом наши полководцы, но все же очень подозрительно смотрят прямо нам в окна".

Это картинка - после полудня 25 октября. Примерно в это же время во дворец вошли американский журналист Джон Рид с женой и другом. Охрана их не пустила по "удостоверениям из Смольного" в ворота Собственного сада со стороны площади, но они беспрепятственно прошли через ворота с набережной, предъявив американские паспорта. Поднялись по лестнице к кабинету министра-председателя, которого, естественно, не застали. И пошли бродить по дворцу-госпиталю, разглядывая картины. "Было уже довольно поздно, когда мы покинули дворец", - напишет Джон Рид в книге "10 дней, которые потрясли мир".

А около 23 часов (упомянутые Кореневым "полководцы" ошиблись) "Аврора"-таки выстрелила. Из орудия N 1, холостым залпом, эхо которого разнеслось по городу. И вот это вызвало уже настоящую канонаду: открыли стрельбу пушки Петропавловской крепости. И отнюдь не холостыми снарядами.

Стреляли по госпиталю.

По безоружным, беззащитным, лежачим раненым в залах-палатах Зимнего. По тем самым рабочим и крестьянам, одетым в солдатские шинели, во имя которых якобы совершался захват власти.

"Аврора" . Письмо в редакции Петрограда

Тень подозрений в позорной стрельбе по лежачим пала на крейсер, что побудило его команду отправить 27 октября во все газеты Петрограда весьма эмоциональное письмо:

"Ко всем честным гражданам города Петрограда от команды крейсера "Аврора", которая выражает свой резкий протест по поводу брошенных обвинений, тем более обвинений не проверенных, но бросающих пятно позора на команду крейсера. Мы заявляем, что пришли не громить Зимний дворец, не убивать мирных жителей, а защитить и, если нужно умереть за свободу и Революцию от контрреволюционеров.

Печать пишет, что "Аврора" открыла огонь по Зимнему дворцу, но знают ли г-да репортеры, что открытый бы нами огонь из пушек не оставил бы камня на камне не только Зимнего дворца, но и прилегающих к нему улиц. А разве это есть. Разве это не ложь, обычный прием буржуазной прессы забросать грязью и не основательностью фактов происшествий строить козни рабочему пролетариату. К вам обращаемся мы, рабочие и солдаты города Петрограда. Не верьте провокационным слухам. Не верьте им, что мы изменники и погромщики, а проверяйте сами слухи. Что же касается выстрелов с крейсера, то был произведен только один холостой выстрел из 6дюймового орудия, обозначающий сигнал для всех судов, стоящих на Неве, и призывающих их к бдительности и готовности.

Просим все редакции перепечатать.
Председатель судового комитета
А. БЕЛЫШЕВ.
Товарищ председателя П. АНДРЕЕВ".

Большинство снарядов, летевших с Петропавловской крепости, разорвались на Дворцовой набережной, шрапнелью было выбито несколько стекол в Зимнем. Два снаряда, выпущенных из Петропавловской крепости, попали в бывшую приемную Александра III.

Зачем штурмующие стреляли из гаубиц по фактически безоружному, почти не охраняемому дворцу? Ведь еще до истечения ультиматума, предъявленного Военно-революционным комитетом (ВРК) Временному правительству, с белыми полотнищами в руках Зимний дворец покинули казаки и ударницы женского батальона. Палить из пушек по нескольким десяткам мальчиков-юнкеров никакого смысла не имело. Скорее всего, то была психическая атака...

Ну а Петроград словно и не замечал свершавшихся в ту ночь фатальных событий.

Зимний. Юнкеры отпущены "под честное слово"

"... На улицах все буднично и обыкновенно: привычная глазу толпа на Невском, по-всегдашнему ходят переполненные трамвайные вагоны, торгуют магазины нигде не обнаруживается пока никакого скопления войск или вообще вооруженных отрядов... Только уже у самого дворца заметно необычное шевеление: на Дворцовой площади передвигаются с места на место правительственные войска. Их по сравнению со вчерашним днем как будто убыло

Зимний дворец снаружи принял уже более боевой вид: все его выходы и проходы, ведущие на Неву, облеплены юнкерами. Они сидят у ворот и дверей дворца, галдят, хохочут, бегают по тротуару в перегонки", - записал очевидец.

Защитники дворца толком не знали его логистики: как выяснилось, войдя в Зимний с набережной Невы, они не могли найти дорогу ни к кабинетам Временного правительства, ни к выходам со стороны Дворцовой площади. В этом смысле и защитники дворца, и штурмующие были примерно в одинаковом положении. Бесчисленные коридоры дворца и переходы из него в Эрмитаж никем не охранялись по той же причине - никто из военных просто не знал их расположения и не имел под рукой плана здания.

Пользуясь этим, большевистские активисты беспрепятственно проникали во дворец со стороны Зимней канавки. Их становилось все больше, а защитники все не могли обнаружить "протечку".

Вот так, поднявшись по узкой маленькой лестнице, ведущей в личные покои Ее Величества, поплутав по коридорам дворца, отряд Владимира Антонова-Овсеенко в начале третьего утра 26 октября и попал в полутемный Малахитовый зал. Услышав голоса в соседнем помещении, Антонов-Овсеенко распахнул дверь в Малую столовую. Вслед вошли остальные "эмиссары" ВРК.

За небольшим столом сидели министры Временного правительства, перебравшиеся сюда из Малахитового зала: окна там выходят на Неву, а риск продолжения обстрела из Петропавловской крепости сохранялся. После секундной паузы - обе стороны были шокированы столь простой и быстрой развязкой - Антонов-Овсеенко с порога произнес: "Именем ВРК объявляю вас арестованными".

Министры были арестованы и доставлены в Петропавловскую крепость, офицеры и юнкера отпущены "под честное слово". А Антонов-Овсеенко вернулся в Смольный, где известие о "низложении и аресте Временного правительства" было встречено овациями и пением "Интернационала". (Двадцать лет спустя, в 1937-м, Антонова-Евсеенко арестуют как "врага народа" и расстреляют за "контрреволюционную деятельность"; возникшая в беззаконии власть беспощадно расправлялась с породившими ее).

Госпиталь. "Старшая сестра сидела под арестом..."

Пока в Смольном пели "Интернационал", в залы Зимнего, заполненные тяжелоранеными, ворвались революционные отряды. Бригады красноармейцев и вооруженных рабочих, как свидетельствуют документы, "принялись срывать бинты с раненых, имевших лицевые ранения: эти палаты находились в зале, ближайшем к апартаментам правительства" - искали "замаскировавшихся под раненых" министров. Вот как вспоминала об этом медсестра Нина Галанина, дежурившая 26 октября в лазарете Зимнего дворца:

"Как только наступило утро 26/Х, я... поспешила в город. Прежде всего мне хотелось попасть в госпиталь Зимнего дворца... Пробраться туда оказалось не так легко: от Дворцового моста до Иорданского подъезда стояла тройная цепь красногвардейцев и матросов с винтовками наперевес. Они охраняли дворец и никого к нему не пропускали. Через 1-ю цепь, объяснив, куда я иду, прошла сравнительно легко. Когда проходила вторую, меня задержали. Какой-то матрос зло крикнул товарищам: "Чего смотрите, не знаете, что Керенский переодет сестрой?" Потребовали документы. Я показывала удостоверение... с печатью госпиталя Зимнего дворца. Это помогло - меня пропустили... Я вошла, как бывало сотни раз раньше, в Иорданский подъезд. Там не было на месте привычного швейцара. У входа стоял матрос с надписью "Заря свободы" на бескозырке. Он разрешил мне войти.

Первое, что бросилось в глаза и поразило, - это огромное количество оружия. Вся галерея от вестибюля до Главной лестницы была завалена им и походила на арсенал. По всем помещениям ходили вооруженные матросы и красногвардейцы. В госпитале, где был всегда такой образцовый порядок и тишина; где было известно, на каком месте какой стул должен стоять, - все перевернуто, все вверх дном. И всюду - вооруженные люди. Старшая сестра сидела под арестом: ее караулили два матроса... Лежачие раненые были сильно напуганы штурмом дворца: много раз спрашивали, будут ли стрелять еще. По возможности я старалась их успокоить... На следующий день, 27-го октября, раненых начали отправлять в другие лазареты Петрограда. 28 октября 1917 года госпиталь Зимнего дворца был закрыт".

Зимний. "Меня провели к коменданту дворца..."

Александру Зиновьеву, Главному управляющему северо-западного Отделения Красного Креста, рано утром 26 октября позвонил дежурный Управления Красного Креста и сообщил, что Зимний дворец взят большевиками, а сестры милосердия, находившиеся во дворце, арестованы. Он немедленно отправился туда.

"Всюду были разбросаны ружья, пустые патроны, в большой передней и на лестнице лежали тела убитых солдат и юнкеров, кое-где лежали и раненные, которых не успели еще унести в лазарет.

Я долго ходил по так хорошо знакомым мне залам Зимнего дворца, стараясь найти начальника солдат, захвативших дворец. Малахитовая зала, где обычно Императрица принимала представлявшихся ей, - была вся как снегом покрыта разорванными бумажками. Это были остатки архива Временного правительства, уничтоженного перед тем, что дворец был захвачен.

В лазарете мне сказали, что сестры милосердия были арестованы за то, что они скрывали и помогали скрываться юнкерам, защищавшим дворец. Обвинение это было совершенно верное. Многие юнкера, перед самым концом борьбы бросились в лазарет, прося сестер милосердия спасти их, - очевидно сестры помогали им скрываться, и благодаря этому действительно многим из них удалось спастись.

После долгих поисков мне удалось добиться кто был теперь Комендантом дворца и меня провели к нему... Со мной он был очень приличен и корректен. Я объяснил ему в чем дело, сказал, что в лазарете лежат около 100 раненых солдат, и что сестры милосердия необходимы для ухода за ними. Он сразу же приказал их освободить под мою расписку, что они не уедут из Петербурга до суда над ними. Этим дело и кончилось, никакого суда над сестрами никогда не было, и никто их больше не беспокоил, в то время у большевиков были более серьезные заботы".

P.S. Все произошло столь стремительно и неправдоподобно легко, что мало кто сомневался: большевики будут еще более временными, чем Временное правительство...

99 лет назад, 6 ноября (24 октября) 1917 года, В.И. Ленин написал письмо членам Центрального Комитета РСДРП (б). В тот же день поздно вечером В.И. Ленин нелегально прибыл в Смольный и взял в свои руки непосредственное руководство вооруженным восстанием.

В. И. ЛЕНИН
ПИСЬМО ЧЛЕНАМ ЦК

Товарищи!

Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое.

Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно.

Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс.

Буржуазный натиск корниловцев, удаление Верховского показывает, что ждать нельзя.

Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д.

НЕЛЬЗЯ ЖДАТЬ!!! МОЖНО ПОТЕРЯТЬ ВСЁ!!!
Цена взятия власти тотчас: защита народа (не съезда, а народа, армии и крестьян в первую голову) от корниловского правительства, которое прогнало Верховского и составило второй корниловский заговор.

Кто должен взять власть?

Это сейчас неважно: пусть ее возьмет Военно-революционный комитет «или другое учреждение», которое заявит, что сдаст власть только истинным представителям интересов народа, интересов армии (предложение мира тотчас), интересов крестьян (землю взять должно тотчас, отменить частную собственность), интересов голодных.

Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом; решать дело сегодня непременно вечером или ночью.

История НЕ ПРОСТИТ ПРОМЕДЛЕНИЯ революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя потерять все.

Взяв власть сегодня, мы берем ее не против Советов, а для них.

Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия.

Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе, и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой; народ вправе, и обязан в критические моменты революции направлять своих представителей, даже своих лучших представителей, а не ждать их.

Это доказала история всех революций , и безмерным было бы преступление революционеров, если бы они упустили момент, зная, что от них зависит спасение революции, предложение мира, спасение Питера, спасение от голода, передача земли крестьянам.

Правительство колеблется. Надо добить его, во что бы то ни стало!

ПРОМЕДЛЕНИЕ В ВЫСТУПЛЕНИИ СМЕРТИ ПОДОБНО!

Сила большевиков в Октябре заключалась в умении хранить партийное единство, несмотря на существенные разногласия. До поры до времени большевикам всегда удавалось улаживать конфликты, избегая раскола перед лицом многочисленных противников.

Петроград. Осень 1917 года. Фото Я. Штейнберга

Ярчайшим примером является конфликт вокруг позиции Григория Зиновьева и Льва Каменева, занятой ими в октябре 1917 года. Тогда они выступили против резолюции Владимира Ленина о вооружённом восстании и даже сообщили о грядущем событии в меньшевистской газете «Новая жизнь». Ленин отреагировал на это весьма жёстко, заявив о «предательстве». Поднимался даже вопрос об исключении «предателей», однако всё ограничилось запрещением выступать с официальными заявлениями. Этот «октябрьский эпизод» (именно так его охарактеризовал Ленин в своём «Политическом завещании») известен достаточно хорошо. Чуть менее известно о разногласиях накануне самого переворота.

Сформированный большевиками и левыми эсерами Военно-революционный комитет (ВРК) провёл огромную работу (в частности, взял под контроль петроградский гарнизон), создав базу для окончательного захвата власти. Но осуществлять его ЦК не спешил. Там преобладал своего рода «выжидательный» подход. Данную ситуацию Иосиф Сталин охарактеризовал 24 октября следующим образом:

«В рамках ВРК имеются два течения: 1) немедленное восстание, 2) сосредоточить вначале силы. ЦК РСДРП(б) присоединился ко 2-му».

Руководство партии склонялось к тому, что надо сначала созвать съезд Советов и оказать на его делегатов мощное давление, с тем чтобы заменить Временное правительство новым, революционным. Однако самих «временных» предполагалось свергнуть только после решения съезда. Тогда, по словам Льва Троцкого, вопрос о восстании превратится из «политического» в сугубо «полицейский».

Ленин был категорически против такой вот тактики. Сам он находился вне Смольного, куда его не пускали. Думается, руководство не хотело присутствия Ленина в штабе восстания, ведь он был против выбранной им тактики. 24 октября Ленин несколько раз присылал письма в Смольный с требованием пустить его туда. И каждый раз получал отказ. В конце концов он вспылил, воскликнув: «Я их не понимаю. Чего они боятся?».

Тогда Ленин решил действовать «поверх головы» ЦК и обратиться напрямую к низовым организациям. Он написал краткое, но энергичное воззвание к членам Петроградского комитета РСДРП(б). Начиналось оно так: «Товарищи! Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уж поистине, промедление в восстании смерти подобно. Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс». (К слову, во время обсуждения вопроса о Брестском мире Ленин, оставшись в меньшинстве, пригрозил ЦК, что обратится напрямую к партийным массам. И, очевидно, тогда многие вспомнили его воззвание к ПК.)

Красная гвардия завода «Вулкан»

Потом Ленин, махнув рукой на запрет ЦК, отправился в Смольный, надев парик и подвязав зубную повязку. Его появление сразу же изменило расстановку сил. Ну а поддержка Петроградского комитета решила всё дело. ВРК перешёл в наступление, а само восстание вступило в решающую фазу. Почему же Ильич столь торопился, выступая против «гибкого», «легитимистского» плана своих соратников?

«С 21 по 23 октября Ленин с удовлетворением наблюдал за успехами ВРК в борьбе с Петроградским военным округом за контроль над гарнизоном столицы, - пишет историк Александр Рабинович. - Однако в отличие от Троцкого он рассматривал эти победы не как постепенный процесс подрыва власти Временного правительства, который в случае успеха мог привести к относительно безболезненной передаче власти Советам на съезде Советов, а только как прелюдию к народному вооруженному восстанию. И каждый новый день лишь подтверждал его прежнее убеждение в том, что лучшей возможностью для создания правительства под руководством большевиков будет немедленный захват власти силой; он считал, что ожидание открытия съезда просто предоставит больше времени для подготовки сил и таит угрозу создания нерешительно настроенным съездом в лучшем случае примиренческого социалистического коалиционного правительства» («Большевики приходят к власти: Революция 1917 года в Петрограде»).

Действительно, Ленин сомневался в смелости и радикализме большинства делегатов. Они могли бы испугаться принять решение об устранении Временного правительства. Как и полагается настоящему политику, Ленин был хорошим психологом и отлично понимал самое главное. Одно дело, когда от тебя требуют включиться в борьбу за власть, а совсем другое, когда тебе её подносят «на блюдечке с голубой каёмочкой».

Не наблюдалось и особого радикализма в массах, поддержка которых могла бы потребоваться в момент проведения съезда и принятия им решения об устранении Временного правительства. Ещё 15 октября прошло заседание Петроградского комитета, на котором руководство большевиков ожидал неприятный сюрприз. Всего выступило 19 представителей районных организаций. Из них только 8 сообщили о боевом настроении масс. При этом 6 представителей отметили апатию масс, а 5 так и просто заявили, что у людей нет готовности выступить. Конечно, функционеры предприняли действия по мобилизации масс, но ясно, что за неделю коренной перелом был невозможен. Это подтверждается тем фактом, что 24 октября «не было организовано ни одной массовой демонстрации, как это происходило в феврале и июле, которые, как считалось, являются сигналом к началу последней битвы между левыми силами и правительством» («Большевики приходят к власти»).

Если бы съезд Советов дал слабину, если бы начались бесконечные прения и поиски компромиссов, то радикально-антибольшевистские элементы могли воспрянуть духом и активизироваться. А сил у них было вполне достаточно. В Петрограде на тот момент находились 1-й, 4-й и 14-й донские полки, а также 6-я сводная казачья артиллерийская батарея. (Не следует забывать и о 3-м конном корпусе генерала Петра Краснова, который находился вблизи Петрограда.) Есть данные о том, что 22 октября казаки готовили крупномасштабную военно-политическую акцию. Тогда планировался казачий крестный ход, приуроченный к 105-й годовщине освобождения Москвы от Наполеона. И совершать его казаки думали, как и всегда, с оружием. Показательно, что маршрут к Казанскому собору пролегал через Литейный мост, Выборгскую сторону и Васильевский остров. Казаки шли мимо вокзалов, телеграфа, телефонной станции и почтамта. Более того, маршрут проходил и мимо Смольного. Заметим, что первоначально намечался другой маршрут.

Власти запретили казачий ход, очевидно, опасаясь активизации совсем уж правых сил. (Керенский и Ко говорили о «правом большевизме».) И этот запрет вызвал радость Ленина: «Отмена демонстрации казаков есть гигантская победа! Ура! Наступайте изо всех сил, и мы победим вполне в несколько дней». 25 октября казаки отказались поддержать «временных» в самый ответственный момент, когда узнали о том, что пехотные части не поддержат правительство. Но ведь они могли бы и изменить своё решение в том случае, если бы съезд Советов занялся бессмысленной говорильней.

Ленин великолепно просчитал все риски и всё-таки настоял на том, чтобы вооружённое восстание произошло именно перед съездом. В этом выразилась его железная политическая воля. А руководство большевиков проявило способность поступаться своими амбициями и находить выход из острых конфликтных ситуаций. Этим оно выгодно отличалось от других партийных руководств.

Как уже отмечалось выше, Ленин вовсе не торопил Россию с осуществлением социалистических преобразований. Историк Анатолий Бутенко задался по этому поводу вполне резонным вопросом: «Почему сразу после апрельских партийных конференций Ленин заявляет, что не стоит за немедленное перерастание идущей буржуазной революции в социалистическую? Почему на подобное обвинение Л. Каменева он отвечает: «Это не верно. Я не только не рассчитываю на немедленное перерождение нашей революции в социалистическую, а прямо предостерегаю против этого, прямо заявляю в тезисе № 8: «Не «введение» социализма как наша непосредственная задача, а переход тотчас лишь (!) к контролю СРД (Совета рабочих депутатов. - А.Е.) за общественным производством и распределением продуктов» («Правда и ложь о революциях 1917 года»).

Комментируя октябрьскую победу, Ленин ничего не говорит о социалистической революции, хотя ему это часто приписывают. На самом деле сказано было так: «Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, совершилась». Или вот ещё цитата: «Партия пролетариата никоим образом не может задаться целью введения социализма в стране «мелкого» крестьянства» («Задачи пролетариата в нашей революции»).

Так что социалистическая реорганизация вовсе не ставилась Лениным на повестку дня. И структурные преобразования в промышленности начались с демократизации производства, с введения рабочего контроля (это к вопросу об изначальном авторитаризме большевиков и порушенных демократических альтернативах). 14 ноября ВЦИК и СНК утвердили «Положение о рабочем контроле», по которому фабрично-заводские комитеты получили право вмешиваться в хозяйственно-распорядительскую деятельность администрации. Фабзавкомам разрешили добиваться обеспечения своих предприятий денежными средствами, заказами, сырьём и топливом. Кроме того, они принимали участие в найме и увольнении работников. В 1918 году рабочий контроль был введён в 31 губернии - на 87,4 % предприятий с числом работников свыше 200 человек. Что характерно, в положении оговаривались права предпринимателей.

Политика большевиков встретила ожесточённую критику как справа, так и слева. Особенно усердствовали анархисты. Так, анархо-синдикалистская газета «Голос труда» писала в ноябре 1917 года:

«…Раз мы определенно видим, что о соглашении с буржуазией не может быть и речи, что на рабочий контроль буржуазия ни за что не пойдет, - стало быть, надо понять и сказать себе также определенно: не контроль над производством хозяйских заводов, а прямой переход фабрик, заводов, рудников, копей, всех орудий производства и всех путей сообщения и передвижения в руки трудящихся». Осуществлявшийся большевиками контроль анархисты характеризовали как «рабоче-государственный контроль» и считали его «мерой запоздалой» и ненужной. Дескать, «для того, чтобы контролировать, нужно иметь, что контролировать». Анархисты предлагали вначале «социализировать» предприятия и потом уже вводить «общественно-трудовой контроль».

Надо сказать, что очень многие рабочие поддерживали идею немедленной социализации, причём именно в практическом плане. «Наиболее известным является факт социализации Черемховских копей в Сибири, - сообщает О. Игнатьева. - Анархо-синдикалистские резолюции были приняты съездом пищевиков и пекарей в Москве в 1918 г. В конце ноября 1917 г. в Петрограде идеи раздела предприятия нашли поддержку у значительной части рабочих завода «Красное знамя».

Решения о передаче управления в руки рабочих союза были приняты на ряде железных дорог: Московско-Виндавско-Рыбинской, Пермской и др. Это позволило «Голосу труда» не без основания заявить в январе 1918 г., что анархо-синдикалистский метод находит поддержку у трудящихся. 20 января 1918 г. в первом номере газеты петроградских анархо-коммунистов «Рабочее знамя» были приведены новые факты: в руки рабочих перешел пивоваренный завод «Бавария», завод парусиновых изделий Кебке, лесопильный завод» («Взгляды анархистов на проблемы экономического переустройства общества после Октябрьской революции»).

Сами большевики с социализацией и национализацией не торопились. Хотя последняя становилась уже элементарной государственной необходимостью. Летом 1917 года из «демократической» России началось стремительное «бегство капитала». Первыми дали дёру иностранные промышленники, весьма недовольные введением 8-часового рабочего дня и разрешением стачек. Сказывалось и ощущение нестабильности, неуверенности в завтрашнем дне. За иностранцами потянулись и предприниматели отечественные. Тогда мысли о национализации стали посещать министра торговли и промышленности Временного правительства Александра Коновалова. Сам он был предпринимателем и политиком совсем не левых взглядов (член ЦК партии прогрессистов). Министр-капиталист считал главной причиной, по которой надо бы национализировать некоторые предприятия, постоянные конфликты между рабочими и предпринимателями.

Большевики проводили национализацию выборочно. И в этом плане очень показательна история с заводом «АМО», который принадлежал Рябушинским. Ещё до Февральской революции они получили от правительства 11 млн рублей для производства автомобилей. Однако заказ этот так и не был выполнен, а после Октября фабриканты вообще убежали за границу, поручив дирекции закрыть завод. Советская власть предложила администрации 5 млн, для того чтобы предприятие продолжало функционировать. Она отказалась, вот тогда завод и был национализирован.

И лишь в июне 1918 года вышло распоряжение Совнаркома «О национализации крупнейших предприятий». Согласно ему государству надлежало отдать предприятия с капиталом от 300 тыс. рублей. Но даже и здесь оговаривалось, что национализированные предприятия отдаются в безвозмездное арендное пользование владельцам. Они получали возможность финансировать производство и иметь прибыль.

Потом, конечно, началось тотальное военно-коммунистическое наступление на частный капитал, а предприятия лишились самоуправления, попав под жёсткий государственный контроль. Здесь уже сказались обстоятельства Гражданской войны и сопутствовавшая ей радикализация. Однако на первых порах большевики вели довольно-таки умеренную политику, что опять-таки подрывает версию об их изначальном авторитаризме.

Александр Елисеев